16 июля – день рождения Михаила Жлобицкого. Вечно юного героя, навсегда живого для тех, кто будет вдохновляться его подвигом. В этот день хочется еще раз задуматься о значении его поступка. Причем затронуть не только этику, но также вопросы тактики и стратегии.
С этикой, к счастью, все ясно. За «оправдание» поступка Михаила были привлечены к уголовной ответственности несколько десятков человек, четверо из них принадлежат к анархическому движению: Вячеслав Лукичев, Екатерина Муранова, Александр Меркулов и находящийся ныне в хабаровском СИЗО уличный художник Максим Смольников. Это жители разных регионов страны, между собой не знакомые, не объединенные членством в одной организации или коллективе.
Тем не менее, каждый из них выразил или разделил точку зрения, в которой нравственная подоплека действий Михаила Жлобицкого не подвергалась осуждению (это не означает, что ими всегда оправдывался сам взрыв в архангельском ФСБ).
Многие анархистские группы из стран бывшего СССР на своих ресурсах публиковали статьи и заявлениях с аналогичной или еще более радикальной оценкой атаки в Архангельске. Таким образом, среди значительной части российских анархистов существует консенсус о том, что поступок Михаила с позиций революционной этики заслуживает по меньшей мере понимания.
Подобное единство отсутствует, когда речь заходит о тактике и стратегии. Например художник Максим Смольников, которого обезумевшие в своем садизме фсбэшники держат в СИЗО за «оправдание терроризма», на самом деле даже не расценивал действия Михаила как вооруженную атаку.
«Очевидно этот отчаянный поступок был призван скорее привлечь внимание общества к творящемуся в стране произволу, нежели совершить боевое нападение» – утверждал он в том самом посте, за который на него завели уголовное дело. Далее он писал, что Михаилу Жлобицкому следовало избрать «более конструктивную форму борьбы».
С данной Максимом оценкой практической составляющей действий Михаила невозможно согласиться, если мы посмотрим на предсмертное обращение самого погибшего анархиста и на фактические результаты взрыва. Во-первых, Михаил сам называл свою атаку терактом и выражал намерение нанести не символический, а вполне конкретный урон врагам. Во вторых, этот урон был нанесен. По официальным данным, три сотрудника ФСБ получили ранения. За все время, прошедшее со дня взрыва в Архангельске, власти так и не озвучили более детальной информации о характере полученных фсбэшниками повреждений. Эта таинственность наводит на мысль, что все или часть пострадавших померли или же напрочь лишились трудоспособности.
Стоит также упомянуть, что применение Михаилом Жлобицким вооружённого метода вполне соответствует традициям старого революционного движения. Приведу несколько примеров. Народоволец Игнатий Гриневицкий бросал бомбу в царя Александра II с очень небольшого расстояния, прекрасно понимая, что и сам он погибнет от взрыва. Эсеры максималисты, атаковавшие резиденцию премьер-министра Столыпина на Аптекарском острове, шли на сознательный самоподрыв.
Участница эсеровского Северного боевого летучего отряда Евстолия Рогозинникова, убившая начальника Главного тюремного управления Максимовского, планировала после ареста взорвать себя во время допроса высокопоставленными полицейскими чинами. Только случайность не позволила этим планам сбыться. В 1919 году взорвали себя в подмосковном доме семеро окруженных чекистами анархистов подполья. Это только несколько случаев, более глубокое погружение в историю российского революционного движения позволит обнаружить еще не один десяток актов борьбы в форме самоподрывов. «В большей степени это похоже на акт самосожжения, а не на партизанскую атаку или теракт» – писал Максим Смольников об атаке в Архангельске. Здесь художник заблуждается, и это заблуждение еще раз подтверждает отсутствие у него намерений «оправдывать терроризм».
Когда речь заходит о непосредственной тактической составляющей поступка Михаила Жлобицкого, многие анархисты склоняются к абстрактному пожеланию «надо было заняться более конструктивной деятельностью». Но насколько вообще революционная конструктивная работа, в чем бы она ни заключалась, возможна в современной России? Любая анархистская тактика, которая связана с систематической незаконной/балансирующей на грани уголовного кодекса деятельностью, созданием инфраструктуры, накоплением критической массы подготовленных участников движения будет подавляться тюремными сроками и пытками. Это не значит, что этим не надо заниматься. Просто важно понимать, что годы подготовки и организационной работы могут быть прерваны волной репрессий. А репрессиями сегодня никого не удивишь, не заставишь задуматься о царящей несправедливости, они лишь станут несколькими постами в новостной ленте правозащитных информационных ресурсов. То есть существует риск, что «более конструктивная деятельность» просто уйдет в песок.
Технические возможности государства контролировать и подавлять постоянно растут. Во время революции 1905 года боевики революционных организаций и сыщики Департамента полиции стреляли друг в друга из браунингов, а для связи пользовались телеграфом. Во второй половине прошлого века партизаны в странах третьего мира, при наличии достаточного количества оружия и правильно выбранной стратегии, могли наносить поражения армиям целых государств. Сегодня города усеяны камерами видеонаблюдения, в небо поднимаются беспилотники, спецслужбы имеют возможность отслеживать недовольных в сети, системы обнаружения позволяют проводить точечные операции против центров координации и узлов инфраструктуры.
Все это изменило партизанские методы, особенно в тех регионах, где партизанское сопротивление имеет давнюю историю. Лейла Халед из Народного фронта освобождения Палестины угоняла самолеты, причем делала это без всяких серьезных для себя последствий, а в 2015 – 2016 годах, во время «Интифады ножей», арабские девушки нападали с холодным оружием на израильских полицейских и военных, и это, как правило, вело к немедленному уничтожению ответным огнем. Палестинский пример конечно имеет ограниченную актуальность для анархистов, поскольку мы не рассматриваем невиновных гражданских людей в качестве легитимных целей. Но это не отменяет общей тенденции, особенно актуальной для государств с неприкрытым полицейским порядком, в том числе России: долго находиться в подполье в то же время регулярно атаковать становится все труднее. Есть значительная вероятность, что клещи спецслужб быстро сомкнуться.
Однако то же самое может случиться и с людьми, ведущими «конструктивную деятельность», и с теми, кто просто готовиться к революционной ситуации. Правда в этом случае аресты, пытки, длительные сроки ведут к деморализации и апатии. А уже совершенные атаки, как героический самоподрыв Михаила Жлобицкого, как короткая, но яркая серия нападений беларуских анархистов-партизан Игоря Олиневича, Дмитрия Дубовского, Дмитрия Резановича, Сергея Романова будут вдохновлять участников движения, гореть живыми искрами в душах оставшихся на свободе. И на место погибших и арестованных товарищей встанут новые революционеры.
Значительная часть российских анархистов не считает возможным критиковать мотивы Михала Жлобицкого. Это верно, но этого недостаточно. В нынешней исторической ситуации сама избранная Михаилом тактика кажется имеющей право на существование.
Эта заметка была вдохновлена статьей «Культура мученичества в курдской революции», опубликованной на сайте «Hevale: революция в Курдистане». Размышляя о культуре мученичества в Рожаве, авторка статьи приходит к такому выводу: «Если этого требует ситуация, мы сможем быть готовы рискнуть своей жизнью, будучи уверены, что наша смерть станет мотивацией для тех, кто живет. Даже если больше не за что держаться, и кажется, что вся надежда потеряна, борьба всегда будет продолжаться в честь тех, кто отдал за нее свои жизни. Так что их смерть – и то, что они делали при жизни! – будет не напрасно». В заключении я хочу повторить: Михаил Жлобицкий погиб не напрасно. Его героический поступок всегда будет вдохновлять новых бойцов.
Э.С.